|
В поисках компромисса между формой и содержанием кинорежиссеры, соблазненные драматическими оперными дуэтами, рискуют больше своих морально устойчивых коллег. Франко Дзеффирелли первым лишил оперных звезд широкого экрана. Еще дальше пошла анимация, наделив голосом практически любой предмет. В 2005 году никому не известный Кристиан Шоде перенес на пленку оперу Игоря Стравинского «Соловей» (Le Rossignol), создав уникальный образец визуальных решений, полностью адекватный партитуре и исполнению. Достигнутая цель не принесла Кристиану Шоде ни виллы на Атлантическом побережье, ни личного самолета. Уникальный фильм отметили призами на специфических телевизионных фестивалях, а в европейском кинопрокате фильму трудно соперничать с хитами популярных жанров. Максималист Кристиан убедил продюсеров делать «Соловья» на языке композитора, режиссер бесстрашно заменил все реальное на цифровое, он не отпускал художников, чтобы музыкальная ткань оперы наполнилась таким количеством подробностей, что адекватное восприятие приходит после второго или третьего просмотра. На наш взгляд, детали создания столь кропотливого фильма, безусловно, заслуживают отдельной записи в истории европейской культуры, а наша беседа с Кристианом Шоде невзначай снова совпала с любимой темой DE I: «Зачем музыка?»
DE I: Мы в России воспринимаем этот фильм так, словно он сделан здесь и для нас. Нам близка эстетика фильма: смесь Востока и Запада. Почему вы решили сделать эту историю в китайском стиле?
ШОДЕ: История только происходит в Китае. Мне нужна была яркая параллель между Песней Соловья и великолепными китайскими шедеврами... Душа и образ свободной птицы – это воплощение художника, и тем отчетливее оппозицию ему составляют предметы современного мира – веб-камеры, мобильные телефоны и компьютеры. Из этого легко возникает фабула: мир художников с китайскими предметами, подавляемый миром торгашей. Так, например, на телевидении: коммерческие проекты транслируют в самое выгодное время, а некоммерческие – когда большинство телевизоров уже выключено.
DE I: Что было самым сложным для вас в этой работе?
ШОДЕ: Сначала, пока не было идеи достойной музыки, я не хотел начинать. Но самое сложное случилось уже после завершения картины: появилась необходимость изменить несколько кадров, движений, поменять цвета, и так как я не позволял команде импровизировать, то я вел их шаг за шагом, открывая, что тут нужно найти другое движение, а в этом кадре чего-то не хватает. На создание полной гармонии в одном фрагменте иногда уходила неделя, а только после трех недель сложных расчетов мы видели окончательный результат. Порой я чувствовал себя дирижером, ведь ребята привыкли работать в одиночку, один на один с компьютером, а тут им пришлось подчинять музыке каждое движение, держать темп вплоть до каждой шестнадцатой, они превратились в моих музыкантов. Но в итоге нам удалось сделать так, чтобы изображение стало частью музыки.
DE I: Как давно ваша любовь к музыке стала определять ваше творчество?
ШОДЕ: Музыка окружала меня с детства, с восьми лет я начал играть на пианино, с десяти-двенадцати лет образы музыки интересовали меня уже очень серьезно, потом я поступил в консерваторию. Но все же я выбрал другую профессию. В детских мечтах я хотел сделать фильмы по многим любимым мною классическим музыкальным произведениям, но в то время возможности кино явно не поспевали за моим воображением. Позднее я открыл для себя Жака Дени, его монтаж изображения на музыку для телевидения. Я стал изучать, как кино показывает музыку, если ее слушать «между нот».
DE I: Музыка Стравинского пластична и неуловима, как вам удалось поймать дух композитора и перенести его в практически идеальные образы?
ШОДЕ: Его музыка перенасыщена образами. Я действительно очень люблю Стравинского, потому старался наполнить жизнью, цветом, движением все оркестровые партии. Сначала я думал перейти через Стравинского к фабуле Андерсена, но вскоре почувствовал, что сюжет сказки и есть сама музыка. Я полностью забыл о сказке и мгновение за мгновением стал выстраивать движение: здесь – панорама, здесь – вертикальная панорама, движение, потом крупный план, за ним общий. Бывало, пролетали дни, у меня не было никаких идей, я слушал музыку снова и снова, но образы приходили абсолютно внезапно. Я буквально «построил» фильм – образ за образом, ноту к ноте, как будто бы Игорь Стравинский оставил мне в глубине своей партитуры еще несколько дополнительных нотных линеек.
DE I: Как вы объяснили то, что певцы должны петь на русском?
ШОДЕ: Русская душа передается через прекрасный русский язык, поэтому я решил, что «Соловей» должен звучать на русском. Я не могу воспринимать музыку как схему, сценарий, диалог, и мои изображения также отражают музыку, как и музыка передается по средством изображения. Стравинский говорил: «Недостаточно просто слушать музыку, ее нужно видеть».
DE I: Над чем вы работаете сейчас?
ШОДЕ: У меня есть предложение из Германии. Но мне и моему продюсеру нужны гарантии, что фильм будет снят до конца, чтобы не было такой ситуации, какая сложилась с «Соловьем», когда у нас катастрофически не хватало средств, чтобы закончить фильм в лучшем качестве. Продюсеры не хотят терять деньги, ведь с «Соловьем» они оказались в минусе.
----------------------------------------------------------------
Арифметика «Соловья» от Кристиана Шоде:
Продолжительность фильма – 50 минут.
Продолжительность спецэффектов – 50 минут.
Один год ушел на то, чтобы расписать и нарисовать каждый кадр.
Альбом раскадровок для всех спецэффектов рисовали сразу 10 художников.
8 недель режиссер ждал, когда компьютеры слой за слоем просчитают
весь фильм и он увидит его полностью.
На производство потрачено 1 миллион 300 тысяч евро.
Ни режиссер, ни продюсер не заработали на фильме ни одной монеты.
Как обычно случается с произведениями искусства, опережающими свое время, «Соловью» уготована роль идейного донора и полигона для проектов более коммерческих и менее одухотворенных. Журнал DE I намерен отдалить сроки разграбления. В разговоре с господином Шоде мы договорились о специальных показах фильма в России.
© DE I / DESILLUSIONIST №04. «Я ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ДИРИЖЕРОМ»
|
